Необыкновенные приключения Натъ Пинкертона

Король сыщиков

Пропавшая невеста

В красивом дворце нью-йоркского миллионера Стюарта Куннерти, в библиотечной комнате стоял его сын, Горст Куннерти, и, судорожно держась за спинку кресла, страстными, умоляющими глазами смотрел на высокую, стройную молодую девушку, Веру Зандоу, которая жила в доме в качестве воспитательницы его младших сестер.

– Вера, – говорил он, – почему ты отказываешь мне? Неужели ты не веришь в искренность моих чувств?! Я жить без тебя не могу, я люблю тебя больше всего на свете. Ты – мое счастье, и я думаю, что ты не хочешь признаться, но сама питаешь ко мне те же чувства!

Вера Зандоу была замечательно красива. Ее бледное лицо окаймляли густые черные локоны, большие темные глаза, обыкновенно живые и веселые, ясно показывали, что она внутренне страдала. Но молодая девушка сделала над собой усилие, стараясь не выдать своего волнения.

– Вы ошибаетесь, мистер Куннерти! – едва слышно ответила она. – Вы мне симпатичны, я уважаю и высоко ценю вас как человека честного и доброго, но вашей женой никогда не буду!

– Ты говоришь против собственного убеждения! Ты любишь меня, только не хочешь в этом признаться! Но к чему это? Почему ты хочешь сделать несчастными нас обоих и заставить предаться полному отчаянию?

Она отвернулась.

– Не говорите этого, мистер Куннерти! Я не вправе вас слушать!

– Нет, ты должна меня выслушать! – воскликнул он. – Думаешь, я не заметил, как ты избегала меня, как боялась остаться со мной наедине?! Мне наконец-то удалось встретиться с тобой с глазу на глаз, и я не уйду отсюда, пока не выясню окончательно наших отношений.

– Я уже сказала, что не люблю вас, – чего вы еще хотите?! Да, мистер Куннерти, я боялась встречи с вами из-за вас же: я знала, что мой ответ причинит вам страдание! Идите же, умоляю вас! Мы не созданы друг для друга!

– Потому что у нас слишком большая разница в положении? Ты думаешь, мой отец не даст своего согласия?

– Брак со мною привел бы вас к полному разрыву с семьей. Я знаю, что ваш отец, которого я глубоко уважаю, никогда не согласится на то, чтобы сын женился на бедной гувернантке, которая принесет ему в приданое только свою красоту.

– Отец непременно уступит, когда увидит, как велика и искренна наша любовь! Но если бы даже он не смягчился на мои просьбы, я все-таки остался бы верен своему чувству. Я уеду с тобою, и мы с радостью вступим в борьбу с жизнью. Я молод, силен, я стану работать с утра до вечера и буду счастлив твоей любовью!

Глаза его засветились таким чистым и сильным чувством, что Вера заколебалась. Она поняла всю глубину его любви, и сердце ее сжалось от нестерпимой боли. Ведь она любила его так же горячо и пылко. Но она не могла вносить раздор в семью, разрушать их светлое семейное счастье! Она знала гордый и непреклонный характер Стюарта Куннерти, и своего согласия на этот брак он, конечно, не даст.

Горст приблизился к ней.

– Посмотри на меня дорогая! Скажи только одно словечко – да! Я тотчас же признаюсь отцу, и надеюсь, что мне удастся сломить его гордый дух! Ведь я люблю тебя так страстно, так нежно, ненаглядная моя!

Он наклонился, шепча слова любви, и обнял ее стройный стан. Вера слабо сопротивлялась, и губы их встретились в долгом, страстном поцелуе. Но это продолжалось недолго – она с испугом высвободилась из его объятий.

– Бога ради! Что вы делаете? Уйдите! – бормотала она.

– Нет, я не уйду! – воскликнул он торжествующим голосом. – Теперь я знаю, что ты меня любишь, и этого достаточно.

Она с мольбою подняла руки.

– Пожалейте меня! Я не могу! Дайте мне подумать… до завтра. Завтра я дам решительный ответ!

– До завтра я ждать согласен, но только завтра ты скажешь, что будешь моею. Я знаю, что в борьбе с сердцем последнее всегда остается победителем!

Горст бросил на нее взгляд, полный горячей любви, и поспешно вышел из комнаты. Вера неподвижными глазами смотрела на место, где он только что стоял. Она прижала обе руки к сердцу, и две крупные слезы медленно стекли по ее щекам.

В эту минуту открылась дверь соседней комнаты и на пороге показался Стюарт Куннерти, отец молодого человека. На его некрасивом лице было суровое выражение, брови гневно сдвинуты.

Вера вздрогнула, догадываясь, что он слышал все. И первые же слова миллионера окончательно убедили ее в этом.

– Я случайно стал свидетелем разговора, который произошел между вами и моим сыном! – сказал он холодно. – Ваши опасения относительно меня вполне обоснованы: своего согласия на этот брак я не дам. Я вижу, что вы относитесь к этому вопросу вполне разумно, и очень этому рад. Но скажите, пожалуйста, каков будет решительный ответ, который вы намереваетесь дать моему сыну завтра?

Вера, собрав все свои силы, постаралась подавить страшную боль в сердце и наконец ответила – как казалось, совершенно спокойно:

– Я оставлю ему только несколько строк, мистер Куннерти, так как покину ваш дом сегодня же.

Миллионер видел, что она невыразимо страдает. Он даже почувствовал некоторое сострадание к бедной девушке и, протягивая ей руку, сказал:

– Я очень рад, что вы избрали единственно возможный в этом деле путь. Разумеется, я готов вознаградить вас за неудобства, которые связаны с вашим неожиданным уходом из моего дома, поэтому позвольте мне прибавить к следуемому вам жалованью еще и это.

Он достал из кармана чековую книжку и хотел в ней что-то написать, но Вера сделала негодующий жест и сухо сказала:

– Нет, не беспокойтесь, мистер Куннерти! Я возьму только то, что мне следует, и ни копейки больше! Вы можете быть совершенно спокойны, так как я, вероятно, на днях получу новое место. У меня есть адрес посредника, который уже несколько раз присылал мне предложения.

– Хорошо, как хотите, – сказал миллионер, доставая из бумажника и передавая мисс Зандоу причитающуюся ей сумму. – Я надеюсь, что мой мальчишка образумится, если не будет с вами где-нибудь встречаться!

– На этот счет не беспокойтесь! – заявила Вера. – Он больше никогда меня не увидит!

Куннерти кивнул и с искренней благодарностью пожал ей руку. После этого он вернулся в кабинет, а Вера пошла в свою комнату, где ее долго сдерживаемое горе вылилось наконец наружу.

Со стоном упала она на кровать и, обливаясь горячими слезами, спрятала лицо в подушку. Она знала, что сердце ее останется в этом доме и что, как бы далеко она ни уехала, мысли ее всегда будут возвращаться к человеку, с которым ее разлучила жестокая судьба.

Она села к письменному столу и, с трудом сдерживая рвавшиеся из груди рыдания, написала несколько прощальных слов.

Но чтобы успокоить Горста относительно своей дальнейшей судьбы, она приложила письмо того посредника, который послал ей вышеупомянутые предложения.

Поздно вечером она ушла, ни с кем не простившись, – Горст был дома, и она боялась вызвать его подозрение.

На другой день за завтраком Горст с удивлением спросил отца:

– Где мисс Зандоу? Она всегда такая аккуратная, а сегодня за все утро я ни разу ее не встретил. За детьми присматривает горничная. Неужели она больна?

Тон невольно выдавал внутреннее беспокойство, охватившее его, а глаза смотрели на отца в смутном предчувствии чего-то недоброго.

Отец решил, что лучше сразу все выяснить.

– Мисс Зандоу? – переспросил он.

– Да.

– Ты ее больше не увидишь, она покинула нас.

Он вздрогнул, взглянув в лицо сына. Оно сделалось белым как полотно, а глаза молодого человека широко раскрылись, выражая смертельный ужас.

Горст привстал и, глядя на отца, проговорил хриплым голосом:

– Что ты говоришь? Она ушла… Но это невозможно! Она не могла этого сделать. Ты, вероятно, ошибаешься!

– К сожалению, нет! – в смущении возразил отец: перемена, происшедшая в сыне, начинала его пугать.

– Это неправда! – крикнул юноша.

– Нет, правда! – с трудом ответил мистер Куннерти. – Вчера вечером она попросила меня отпустить ее на новое место.

– И ты согласился?

– Разве я имел право удерживать ее?

Горст отшатнулся и вдруг, схватившись руками за голову, забормотал:

– Это немыслимо… Она не могла так безжалостно нанести мне смертельный удар!

– Успокойся! – принялся уговаривать его отец. – К чему так волноваться? Она ушла, ну что ж, другая придет на ее место!

– Другая? Другая?! – закричал Горст. – Знаешь ли ты, чем была для меня Вера?! Знаешь ли ты, что я люблю ее всей душой, что я умру, если она не будет моей женой?! Знаешь ли ты, что потеряешь сына, единственного сына, если она не вернется?! Это ты заставил ее покинуть наш дом! Ты отнял ее у меня, потому что не хотел, чтобы я женился на бедной девушке. Но знай: я скорее умру, чем исполню твое желание. Прокляни меня, если хочешь, выгони, но я от Веры не отступлюсь и, клянусь тебе, буду искать ее всюду и не успокоюсь, пока не найду!

Стюарт Куннерти хотел гневно его остановить, проявить отцовский авторитет, но вдруг почувствовал, что у него не хватит на это сил. Он боготворил сына, на которого возлагал все надежды. Он любил и двух своих девочек, но в любви к ним не было той гордости и глубины чувства, которые привязывали его к сыну.

Он никогда в жизни еще не видел юношу таким взволнованным. Напротив, Горст отличался спокойным, уравновешенным характером. Но зато он всегда шел прямо к цели и во всех его поступках проявлялась обдуманность и последовательность. Если сын принимал какое-нибудь решение, то уже не отступал от него, и в этом отношении он вполне унаследовал настойчивый характер отца.

Все это мгновенно пронеслось в голове старика; он знал, что слова, сказанные Горстом, не были пустым звуком. Безумный страх потерять любимого сына постепенно закрадывался в его сердце. Одновременно в нем росло осознание несправедливости и жестокости своего поступка по отношению к прекрасной гувернантке. Разве ему нужны были деньги?! Разве не лучше видеть сына счастливым с горячо любимой женщиной?!

Стюарт Куннерти безмолвно смотрел на сына. Горст поднял руку и воскликнул:

– Отец! Я пойду искать ее, и если не найду, то погибну. И ты один будешь виной всему!

С этими словами он бросился вон из комнаты. Старик и не предполагал, что сын способен на столь горячую любовь, – которая для него оставалась совершенно непонятной, так как сам он никогда не испытывал глубокого чувства к покойной супруге.

Но терять сына он не хотел! Пусть уж лучше женится на Вере Зандоу, если видит в этом счастье своей жизни! К тому же она добрая, хорошая девушка, достойная быть принятой в лучшем обществе, и, бесспорно, одна из первых красавиц Нью-Йорка!

Стюарт Куннерти вскочил. И почему было не подумать об этом раньше?! Как счастливы были бы они вчера вечером, если бы он вдруг вошел к ним в библиотеку и сказал: «Даю вам свое благословение, дети мои! Любите друг друга, я от души порадуюсь, если вы будете счастливы!»

Но проклятая спесь удержала его от этого.

Но, слава Богу, еще можно поправить дело.

Надо только возможно скорее вернуть Веру Зандоу.

Старик вдруг необычайно оживился. Забыв обыкновенную спокойную деловитость, он засуетился, заволновался и бросился сообщать свое решение сыну. Но, поднимаясь по лестнице, которая вела наверх, где находится комната Веры, он вдруг услышал оттуда пронзительный крик отчаяния, а вслед затем тяжелое падение тела.

У Стюарта Куннерти подкосились ноги. Не помня себя, пошатываясь, бросился он в комнату Веры и увидел, что сын его, только что прочитавший ее последние строки, без чувств лежит на полу. Старик, рыдая, опустился возле него на колени.

– Горст, дорогой мой, ненаглядный мальчик! Приди в себя! Все будет хорошо!

Но юноша ничего не слышал. Прощальные холодные слова Веры, отнявшие у него всякую надежду снова увидеть ее, поразили его как громом. Когда благодаря стараниям врача Горст очнулся, его стала бить лихорадка, начался бред.

Стюарт Куннерти был в отчаянии: из последней записки Веры он не мог узнать, куда она направилась. Между тем, если не вернуть ее как можно скорее, жизнь сына окажется в опасности. Врачи заявили, что только исполнение его страстного желания, только присутствие Веры могло спасти молодого человека.

Несчастный отец не видел способа найти молодую девушку, хотя сейчас же сделал заявление в полицию и поместил многочисленные объявления во всех газетах Нью-Йорка.

Но Вера Зандоу не появлялась. Она исчезла бесследно.

Глава 2. На верном пути

Несколько дней спустя в кабинет Ната Пинкертона вошел его помощник, Боб, и, подавая начальнику визитную карточку, сказал:

– Этот джентльмен хочет видеть вас. Он очень взволнован!

– Стюарт Куннерти… А-а, этот миллионер, который несколько дней кряду помещал в газетах объявление о розыске Веры Зандоу. Я так и знал, что в конце концов он придет ко мне. Проси!

Боб вышел, и через несколько секунд посетитель уже был в кабинете. Забыв всякий этикет, он, не успев еще поздороваться, бросился к сыщику и воскликнул:

– О мистер Пинкертон, помогите мне! На вас последняя надежда! Спасите моего несчастного сына от верной смерти!

Нат Пинкертон остался спокоен. Он указал на стул и сказал:

– Прежде всего успокойтесь, мистер Куннерти! Мы легко выясним все обстоятельства дела, если будем говорить спокойно, и увидим, что можно сделать, чтобы найти мисс Веру Зандоу.

Куннерти сел на предложенный стул.

– Так вы уже знаете… – начал он.

– Конечно, знаю! – с улыбкою ответил Нат Пинкертон. – Мне кажется, что не только в Нью-Йорке, но, пожалуй, во всех Соединенных Штатах нет человека, который не знал бы, что мистер Стюарт Куннерти ищет мисс Веру Зандоу!

– Но представьте себе, мистер Пинкертон, она не отозвалась. А ведь я объявлял, что сын мой умирает и что только ее присутствие может его спасти. Но она не появляется! Это бессердечно и жестоко!

– Не торопитесь осуждать, мистер Куннерти. Ведь вы не знаете, по какой причине мисс Зандоу не отозвалась.

– Но она не могла не прочесть объявления! Нет ни одной газеты, в которой бы я его не поместил.

– И тем не менее могут быть обстоятельства, которые делают невозможным для мисс Зандоу явиться на ваше приглашение.

– Какие же это могут быть обстоятельства?

– Какой характер у мисс Зандоу? – вместо ответа спросил Пинкертон.

– Она – ангел доброты и кротости!

– В таком случае едва ли возможно упрекать ее в бессердечности и жестокости, не правда ли? Она, без сомнения, явилась бы, если бы прочла объявление!

– Это правда! – согласился Куннерти. – Но я не понимаю, каким образом она могла не прочесть его.

– Я объясняю это так: или девушка уехала с одним из трансатлантических либо южноамериканских пароходов, или же она находится под властью либо влиянием людей, которые препятствуют тому, чтобы она получила в руки газету и таким образом прочла объявление.

Миллионер вздрогнул и побледнел.

– Вы думаете, мисс Зандоу может грозить опасность?

– Я не исключаю такой возможности. Надо учитывать и худшее.

На лбу мистера Куннерти выступил холодный пот.

– Бог мой, но тогда я буду повинен в этом! Мистер Пинкертон, как бы я был благодарен, если бы вам удалось открыть место пребывания Веры Зандоу!

– Я постараюсь сделать все, что от меня зависит, мистер Куннерти. Сообщите мне все подробности относительно того, как пропала молодая девушка.

– Я не скрою от вас, что сам удалил ее из дома.

И старик подробно рассказал все то, что произошло в его семье в тот знаменательный вечер.

– Мой бедный Горст, – закончил он свое повествование, – лежит теперь больной. Он в состоянии какой-то тупой апатии, никого не узнает и все слабеет. Глаза его смотрят в одну точку, а губы беспрестанно шепчут: «Вера, моя Вера, зачем же ты меня оставила?» Врачи говорят, что жизнь его всецело зависит от появления этой молодой девушки. Они уверяют, что достаточно было бы ей пробыть несколько дней у постели больного, чтобы сделать его здоровым и возвратить прежние силы!

Миллионер замолчал. В глазах его читалось такое глубокое горе, такая смертельная тоска, что Пинкертон почувствовал искреннее сострадание.

– Вы говорите, что Вера получила предложение со стороны какого-то посредника? – спросил он после паузы.

– Да. Она сама сказала мне об этом, а кроме того приложила письмо этого посредника к записке, оставленной моему сыну.

– Записка эта у вас с собой?

– Да. Я взял ее из рук Горста, когда он после исчезновения Веры без чувств упал в ее комнате.

Стюарт Куннерти достал из кармана узенький конверт, который и передал сыщику. Пинкертон раскрыл его. В конверте лежали две записки. Одна из них была прощальным письмом Веры.

Многоуважаемый мистер Куннерти!

Я ухожу из Вашего дома после того, что вчера произошло между нами. Так будет лучше и для меня, и для Вас. Придет время, когда Вы сами в этом убедитесь. Не ищите меня, это напрасно. Я собираюсь взять хорошее место далеко отсюда, не беспокойтесь обо мне. Прилагаю письмо посредника, к которому намерена обратиться. Имя и адрес я отрезала, так как не хочу, чтобы Вы меня разыскивали.

Прощайте и будьте счастливы, а я всегда буду думать о Вас с теплым чувством искренней дружбы.

Ваша Вера Зандоу

Пинкертон сложил записку и принялся читать другое письмо. Почерк его, прямой и характерный, видимо, сразу поразил его. Он быстро пробежал написанные строки:

Многоуважаемая мисс Зандоу!

Имею честь сообщить, что в данный момент снова могу предложить Вам в качестве воспитательницы некоторые очень хорошо оплачиваемые места как в Северной, так и в Южной Америке. Если Вы имеете намерение переменить место, я с удовольствием предложу Вам свое посредничество. В течение следующих недель меня можно видеть ежедневно в Нью-Йорке…

Подпись и адрес были отрезаны. Прочитав письмо, Пинкертон снова начал разглядывать почерк, которым оно было написано, затем, взяв с письменного стола кипу бумаг, принялся перебирать ее и наконец достал записку, которую с улыбкой показал миллионеру.

Куннерти посмотрел на нее и воскликнул:

– Этот почерк похож на тот, которым написано письмо Вере!

И он прочел записку, содержание которой было следующим:

Многоуважаемая мисс Бриджет Гольдгилль!

Ссылаясь на наш вечерний разговор, спешу сообщить, что имею для Вас очень хорошее место. Вам нужно завтра же быть на Центральном вокзале.

Приходите в условленное время.

Джеймс Рубби

– Очевидно, это тот же самый посредник. От него будет нетрудно узнать, как найти мисс Зандоу. Это счастливая случайность!

– Едва ли это будет так просто, – заметил Пинкертон. – Я расскажу вам, как письмо посредника попало в мои руки. Его принесла некая Мери Гольдгилль, мать мисс Бриджет, почтенная дама. Она пришла ко мне несколько дней назад и рассказала, что какой-то молодой человек подошел на улице к ее дочери вечером, когда она возвращалась домой, и предложил ей услуги посредника. Бриджет служила в одном из здешних магазинов. Она не нашла ничего особенного в том, что этот человек заговорил с ней, а так как, недовольная своей службой, давно уже собиралась переменить место, то и выслушала его с живейшим интересом. Незнакомец этот, назвавшийся Джеймсом Рубби, сумел внушить ей полное доверие, и по возвращении домой она принялась рассказывать матери о хорошо оплачиваемых местах, предлагаемых ей посредником. Госпожа Гольдгилль отнеслась ко всему этому с недоверием и старалась отговорить дочь, но та заявила, что уже просила посредника достать ей место, и притом непременно в другом городе. Она обещала посылать матери ежемесячно небольшую сумму и даже надеялась, что со временем, когда устроится, мать переедет к ней. Уже на второй день Рубби прислал ей это письмо, и Бриджет приняла предложение. Несмотря на слезы и просьбы матери, она собрала вещи и на следующее же утро поехала на вокзал. Место в магазине она бросила, а матери обещала писать возможно чаще, почти каждый день! Напрасно ждала и надеялась мать – от Бриджет не было ни строчки. Тогда бедную женщину охватил ужас и она решила, что ее дочь постигло несчастье. Она пришла ко мне с письмом посредника и просила помочь.

– Что же дальше?

– У меня была масса важных дел, так что пришлось поручить поиски помощникам. Сегодня я свободен, поэтому немедленно приступлю к дальнейшим розыскам.

– А вы думаете, что молодая девушка находится в такой же опасности, как и мисс Зандоу?

– Несомненно, и притом в ужасной опасности! Теперь, когда и вы пришли ко мне по подобному же делу, я ясно вижу, что этот Джеймс Рубби – человек чрезвычайно гнусный, с которым не так-то легко будет справиться.

Куннерти сделал удивленное лицо.

– Но помилуйте! Я не понимаю, как вы на основании этих писем, в сущности довольно невинных, можете прийти к такому заключению!

– Я сужу не столько по письмам, сколько по тому факту, что обе девушки исчезли бесследно. А кроме того, если не ошибаюсь, вы говорили, что Вера Зандоу – красавица!

– Несомненно, – подтвердил Куннерти. – Я никогда не встречал более красивой женщины.

– Ну вот! Мисс Бриджет Гольдгилль также очень хороша. Теперь подумайте сами: если какой-то никому не известный человек старается доставить места исключительно красивым девушкам, то что это могут быть за места?!

Куннерти ответил не сразу. Сердце его сжалось в болезненной тоске.

– Неужели вы думаете, – с трудом выговорил он наконец, – что Рубби хочет, так сказать, продать этих девушек?

Пинкертон кивнул.

– Этот Джеймс Рубби, судя по всему, не кто иной, как торговец живым товаром!

Миллионер застонал.

– Боже праведный, неужели Вера останется во власти этого человека, неужели ему удастся завлечь ее в публичный дом на мучения и позор?! Это просто ужасно! Погубить чистое, невинное создание, толкнуть его в омут греха и разврата!..

– Таково, конечно, намерение Рубби. За такую красавицу он получил большие деньги!

– Мистер Пинкертон, – взмолился Куннерти, – ради всего святого, заклинаю вас: разыщите несчастную! Примите все меры, чтобы найти ее и спасти от позора!

– Разумеется, я сделаю все, что могу! – подтвердил сыщик. – Но уверяю вас, задача эта не из легких. Во всяком случае мне трудно обещать, что удастся спасти несчастную вовремя. В Нью-Йорке этого негодяя, который, конечно, имеет сообщников, наверняка уже нет. Подобные мошенники всегда заманивают свои жертвы куда-нибудь подальше, нередко они сбывают свой живой товар в южноамериканские приморские города, где существует множество притонов разврата, в которых несчастных девушек, так сказать, заживо погребают и, если они оказывают сопротивление, подвергают самым гнусным истязаниям! Все, даже самые гордые и неприступные, в конце концов покоряются судьбе!

Миллионер закрыл лицо руками.

– Жизнь моя будет разбита, если Вера не найдется! – простонал он. – Горст, мой дорогой, мой единственный сын, умрет – и я до конца жизни не найду себе покоя!

В эту минуту из передней вдруг раздался громкий женский плач. Пинкертон слышал, как Боб старался успокоить и уговорить плачущую, очевидно, не желая впускать ее к своему начальнику, пока тот занят разговором с другим посетителем.

Сыщик прислушался и поспешно встал.

– Если не ошибаюсь, это миссис Мери Гольдгилль. Она, очевидно, принесла какие-то известия.

Мери Гольдгилль оказалась простой, но прилично одетой женщиной. Когда она вошла, слезы так и лились ручьями из ее глаз. Она бросилась на стул и громко зарыдала.

– Успокойтесь! – мягко сказал Пинкертон. – Верно, вы получили дурные вести от Бриджет?

Миссис Гольдгилль не ответила, не в силах сдержать рыдания, и достала из кармана письмо. Оно было написано карандашом торопливой, дрожащей рукой и, судя по почтовому штемпелю, опущено в ящик накануне в Бостоне.

Нат Пинкертон открыл письмо и прочел:

Бедная моя, дорогая мама! Отчего я не послушалась тебя? Я погибла. Этот Рубби оказался негодяем. У меня отняли то, что для девушки дороже всего на свете, – честь! Я теперь несчастное, погибшее создание и никогда больше не смогу показаться тебе на глаза. Я не в силах вынести этого позора и… иду на смерть.

Твоя несчастная дочь Бриджет

Сыщик был потрясен. Он подал письмо миллионеру, который прочел его и тоже зарыдал.

– Боже праведный, если такой же окажется судьба бедной Веры, я буду в этом виноват!

– Вы получили это письмо сегодня утром? – обратился сыщик к миссис Гольдгилль.

Она кивнула и вдруг, откинувшись назад, упала в обморок.

Пинкертон позвал свою хозяйку, чтобы она помогла несчастной, сам же схватил руку Куннерти и решительно заявил:

– Не теряйте надежды, мистер Куннерти! Еще не все потеряно. Это письмо может навести нас на след. Я надеюсь, что достигну цели и спасу мисс Веру от бесчестия. Я отомщу за эту несчастную мать! Негодяй Рубби поплатится за свое гнусное ремесло! Боб, собирайся! Мы отправляемся в Бостон ближайшим пароходом.

Глава 3. Пароход «Чайка»

После полудня Нат Пинкертон и Боб Руланд уже приехали в Бостон.

Сойдя с пароходной пристани, сыщики пошли по улицам города. На ближайшем перекрестке Пинкертон обратился к стоявшему на посту полисмену.

– Мне надо получить от вас справку.

– Пожалуйста, что вам угодно?

– Не нашли ли сегодня здесь, в Бостоне, самоубийцу?

– Как же, нашли! Ее вытащили вон из того канала. Говорят, она была очень красива, но… уличная женщина!

– Откуда же это узнали?

– По ее одежде. Ну, как у женщины из таких домов…

– А где теперь утопленница?

– Пока в мертвецкой.

– Полиция наводила справки относительно того, из какого дома была эта несчастная?

– Разумеется. Справки наводились во всех подобных заведениях, но нигде не пропадало ни одной девушки. Должно быть, она занималась своим ремеслом тайно.

Пинкертон сунул полисмену несколько долларов и пошел с Бобом дальше.

– Прежде всего мы отправимся в мертвецкую.

Бриджет Гольдгилль оказалась там единственной покойницей. Ее восковое лицо еще сохраняло свою красоту, и обступившие ее люди были явно потрясены видом несчастной, которая сама положила конец своей молодой жизни.

Пинкертон и его молодой помощник молча стояли около тела. Они знали трагическую судьбу этой девушки, и им больно было слушать, когда кто-либо из окружающих делал заявление по поводу того, что мертвая красавица была падшей, бесчестной женщиной.

Они уже собрались уходить, как вдруг Пинкертон остановился. В мертвецкую вошла пестро одетая толстая женщина, а с ней еще одна – молодая, с нахальным, но потрепанным лицом. Щеки обеих были густо нарумянены – они, видимо, любили обращать на себя внимание. На руках толстухи сверкали крупные бриллианты, которые она старательно выставляла напоказ.

Они подошли к гробу. Сыщик зорко следил за каждым их движением и заметил, как толстая женщина с облегчением вздохнула и легонько толкнула молодую локтем. При этом не было сказано ни слова.

Пинкертон сейчас же дал знак Бобу и вместе с ним вышел из мертвецкой. На улице он остановился и сказал:

– Подождем здесь. Надо узнать, где живут женщины, которые только что пришли посмотреть на покойницу.

– Зачем? – спросил Боб.

– Толстуха, без сомнения, и есть содержательница притона, в который Джеймс Рубби доставил несчастную Бриджет!

Боб с удивлением посмотрел на своего наставника.

– Я тебе объясню, в чем дело, – продолжал Пинкертон. – Я рассчитывал именно на такого рода посетителей и хотел уже расспросить сторожей. Но нам повезло, и они пришли именно тогда, когда мы там находились. Вот как обстоит дело. Женщина, которой Рубби доставляет свой живой товар, разумеется, так же виновна, как и он. Вчера вечером, когда недавно доставленной молодой Бриджет Гольдгилль удалось сбежать из притона разврата, владелица последнего, конечно, страшно перепугалась. Обесчещенная девушка могла пойти в полицию и сделать заявление о совершенном над ней насилии. Но Бриджет об этом не подумала, а только написала несколько строк матери в Нью-Йорк и бросилась в воду. Сегодня содержательница притона узнала о самоубийстве, сразу догадалась, что утопленница, вероятно, Бриджет Гольдгилль, и пришла сюда, чтобы окончательно в этом убедиться. Я видел, как она подтолкнула свою спутницу, что значило: да, это она! Затем она вздохнула с облегчением: славу Богу, ее мне больше нечего бояться!

Боб кивнул головой. Теперь ему действительно все было ясно.

Сыщикам недолго пришлось ждать появления двух женщин. Через несколько минут они вышли из мертвецкой, и по выражению их лиц было видно, что они нашли там то, что искали.

Взявшись под руку, «дамы» шли, весело о чем-то болтая. Младшая бросала на прохожих наглые взгляды.

И тут сыщику пришла в голову неожиданная мысль. Он сделал Бобу знак держаться сзади, а сам пошел быстрее, чтобы обогнать «дам». Когда он проходил мимо, младшая, конечно, и на него бросила быстрый дерзкий взгляд.

Приостановившись рядом с ней, он приподнял шляпу и игриво спросил:

– Куда вы торопитесь, красавица моя?

Она засмеялась грубо и вызывающе.

– Выпить рюмочку, если ты угостишь!

– Отчего же нет? Но где?

– А пойдем со мной. Мы живем недалеко отсюда, и там вина – сколько душе угодно!

– Да и не только вина! – с отвратительной улыбкой добавила толстуха.

Молодая женщина уже взяла Пинкертона под руку.

Она внушала сыщику отвращение, близость ее была ему неприятна, однако он последовал за ней, старательно смеясь, когда она отпускала циничные замечания.

Наконец они свернули в какой-то мрачный переулок, который носил название Темной улицы, и остановились перед домом № 6. Это было грязное, уродливое здание. Толстуха открыла дверь, и они вошли.

Пинкертон успел бросить быстрый взгляд назад и, убедившись, что Боб следует за ними, прошел в слабо освещенную прихожую, а оттуда в гостиную, убранную с безвкусной, кричащей роскошью и уставленную мягкими диванами и креслами.

В гостиной оказалось довольно много едва одетых девушек, и Пинкертон заметил, что среди них были представительницы самых различных рас – и белые, и негритянки, одна индианка, в углу сидела даже маленькая грациозная китаяночка. Но Веры Зандоу здесь не было.

Когда сыщик показал толстой хозяйке сто долларов и спросил, нет ли у нее чего-нибудь исключительно интересного, она лукаво подмигнула ему и ответила:

– Сегодня нет. Но приходите завтра, я смогу удовлетворить ваше желание. И поверьте, вы останетесь довольны!

Пинкертон вздохнул с облегчением. Значит, Вера пока еще не здесь. По словам хозяйки, можно было предположить, что она должна появиться в этом доме завтра. Но нельзя было рассчитывать на это с полной уверенностью, так как Джеймс Рубби поставлял, вероятно, свой живой товар не в один притон.

Сыщик с трудом отделался от назойливых любезностей, с которыми приставали к нему девушки. Ту, с которой Пинкертон пришел, звали Эмми, и она решила, что может предъявлять на него особые права. Она не отходила от него ни на шаг, то обнимала его, то старалась поцеловать или же наполняла бокалы каким-то напитком, который можно было принять за что угодно, только не за вино, и который вызывал у Пинкертона тошноту.

В гостиную вошла толстая хозяйка.

– Да что это, Эмми! – закричала она. – В семь часов ты должна быть на пристани, а теперь уже половина седьмого. Сейчас же иди переодеваться!

Эмми вскочила.

– Надо торопиться.

Нат Пинкертон притворился огорченным.

– Ты уезжаешь?

– Да, – подтвердила она с нахальным смехом. – Хочу посмотреть, нет ли в Южной Америке красивых мужчин. Сегодня ночью я уезжаю.

– Куда же ты поедешь? – спросить Пинкертон с равнодушным видом.

– В Рио-де-Жанейро. «Чайка» уже стоит у пристани, готовясь к отплытию.

– И ты поедешь одна? Неужели тебе не будет скучно?

– Нет! Нас едет целая компания девиц, и, конечно, нам будет весело. Насчет этого я нисколько не беспокоюсь.

Она вышла, чтобы переодеться. Пинкертон решил, что ему не следует упускать эту девицу из виду. У него возникло предположение, что именно с «Чайкой» отправляли в Южную Америку партию тех несчастных, которых якобы для получения хорошо оплачиваемых мест заманивали в притоны разврата, откуда уже не было спасения. Весьма возможно, что и Вера Зандоу находится в числе этих ничего не подозревающих жертв. Эмми была, вероятно, орудием в руках продавца женщин, его помощницей, которая должна была ехать вместе с несчастными, чтобы поддерживать в них чувство безопасности до прибытия на место назначения.

Уверенность сыщика еще более усилилась, когда спустя некоторое время Эмми снова вошла в гостиную. Теперь на ней были элегантное серое дорожное платье и простенькая шляпа, в руках она держала маленький чемоданчик.

Ничто не выдавало ее гнусного ремесла – румяна и белила были смыты, она производила впечатление вполне порядочной дамы.

Вихрем подлетев к Пинкертону, она звучно поцеловала его, торопливо простилась со своими товарками и вышла на улицу.

Пинкертон бросил на стол пятидесятидолларовую бумажку и вышел за ней, преследуемый громкими возгласами сожаления со стороны оставшихся красавиц.

* * *

Эмми только что завернула за ближайший угол. Он пошел вслед за ней, стараясь, однако, остаться незамеченным. Боб, поджидавший на улице, пошел с ним. Вскоре они оказались на пристани.

Стемнело, и на набережной уже не было оживления, толкотни и суеты, как бывает здесь днем. Дойдя до довольно безлюдного места, Эмми издала короткий негромкий свист. Через минуту от небольшого стоявшего несколько в стороне парохода отчалила лодка, которую два гребца направили прямо к тому месту, где остановилась Эмми. Она спустилась к ним по каменной лесенке, лодка отчалила и отвезла ее на пароход.

«Это “Чайка”! – решил Пинкертон. – Мне нужно попасть на нее во что бы то ни стало и убедиться, правильны ли мои предположения!»

Ему удалось найти небольшую лодку, привязанную у берега, и сыщики торопливо сели в нее. Боб взялся за весла. Стараясь грести как можно тише и держась в тени больших судов, они добрались наконец до «Чайки».

По свисавшему с борта канату Пинкертон поднялся на палубу и, никем не замеченный, спрятался за грудой лежавших канатов – отсюда он мог видеть все, что происходило на палубе.

На корме сидели человек двенадцать девушек, весело и оживленно болтавших между собой. Все они были очень красивы. Тут же находилась и Эмми.

Пинкертон уловил кое-что из их разговора.

– Ах! – восторгалась одна. – Как я счастлива, что увижу наконец роскошную флору Южной Америки. Мистер Рубби говорил, что в том доме, куда он собирается поместить меня в качестве воспитательницы, у меня будет много свободного времени. Какие чудные прогулки я стану совершать, как буду наслаждаться природой!

– Вы будете поражены ее прелестью! – вставила Эмми. – Я два года прожила в Рио-де-Жанейро на чудном месте, которое предложил мне мистер Рубби!

Пинкертон понял, что предположения его совершенно верны: Эмми ехала с этими девушками, чтобы усыпить всяческие подозрения, которые могли у них возникнуть.

Веры Зандоу среди молодых девушек не было, но сыщик вскоре услышал ее имя. Одна из девушек спросила:

– Что же мы не едем? Ведь говорили, что мы снимаемся с якоря в семь часов.

Другая ответила ей:

– Мы ждем мистера Рубби, он должен приехать с мисс Верой Зандоу, с которой я жила вместе в «Морской гостинице». Он говорил, что должен еще пойти с ней за какими-то покупками, и хотел сам привезти ее на пароход.

В эту минуту к пароходу подошла лодка и кто-то позвал капитана.

Пинкертон видел, как капитан нехотя вылез из своей каюты. Это был рослый старик с неприятным, лукавым лицом.

– Эй! Чего тебе, Джимми? – крикнул он подъехавшему в лодке человеку.

– Мистер Рубби велел передать, чтобы вы отплывали без него. Мисс Вера получила место здесь, в городе, и не поедет. Мистер Рубби отправится завтра с пароходом, который пойдет в Пуэрто-Рико, и просил вас зайти туда, чтобы забрать его.

– Хорошо, сделаем! – пообещал капитан и распорядился, чтобы пароход снимался с якоря.

Нат Пинкертон знал теперь все, что ему было нужно. Он осторожно подкрался опять к борту и посмотрел вниз. Но Боб с лодкой исчез: очевидно, он решил отъехать в сторону, когда приблизилась вторая лодка.

Тем не менее на пароходе оставаться было уже нельзя. Экипаж высыпал на палубу и начал готовиться к отъезду. Недолго думая, Пинкертон перескочил через перила и по канату спустился прямо в воду.

Проплыв некоторое расстояние, он увидел Боба, который, услышав зов, поспешил к нему. Через минуту сыщик уже сидел в лодке, и Боб направил ее к берегу.

В тот самый миг, когда они причалили, на «Чайке» раздался резкий свисток и маленький пароход с живым грузом, покинув гавань, поплыл к далеким южным берегам.

– Отправляйся сейчас же в полицию, – приказал Пинкертон помощнику, – и заяви там, что пароход «Чайка» везет молодых девушек для продажи в южноамериканские притоны разврата. Капитан, по-видимому, действует заодно с преступниками. Надо немедленно догнать эту «Чайку» и вернуть обратно, а капитана и экипаж арестовать. Скажи в полиции, что сам я здесь и еще сегодня вечером предоставлю им главаря преступной шайки.

Боб бросился исполнять поручение, а Пинкертон отправился в «Морскую гостиницу», где, как он слышал, Вера Зандоу останавливалась вместе с молодой девушкой и где, быть может, находилась и теперь.

Глава 4. Спасение от позора

Разыскав «Морскую гостиницу», Пинкертон вошел в находившийся на нижнем этаже обеденный зал. Он заказал стакан вина и спросил прислуживавшего ему лакея:

– Живет еще у вас замечательно красивая молодая дама с черными вьющимися волосами и темными жгучими глазами?

Лакей кивнул.

– Да, но, вероятно, сейчас уедет, так как ее спутник недавно вернулся и уже послал за каретой. Он теперь наверху, у нее в комнате. Ему можно позавидовать, не правда ли?

– Конечно!

– А вы знакомы с этой дамой?

– Я? Нет. Но я видел ее в окне и успел заметить, что она писаная красавица.

На этом сыщик прекратил разговор. Заплатив за выпитый стакан вина, он вышел из гостиницы и укрылся на противоположной стороне улицы в тени ворот. Он заметил наверху, в одной из комнат второго этажа, свет и решил, что именно там находятся те, кого он ищет. В это время к подъезду гостиницы подъехала карета.

Из окна гостиницы выглянул какой-то мужчина, затем свет погас. Через несколько минут из подъезда вышла высокая, элегантная дама в сопровождении господина, волосы которого, как заметил Пинкертон при свете фонаря, были огненно-рыжего цвета.

Эго был, без сомнения, Джеймс Рубби, а его спутница, конечно, не кто иной, как пропавшая мисс Вера Зандоу.

Она села в карету, и экипаж покатил.

В ту же минуту Пинкертон бросился за ним, а когда карета завернула в темный переулок, с поразительной ловкостью вскочил на заднюю ось.

Вскоре он начал узнавать улицы, по которым проезжала карета. Через некоторое время она остановилась на Темной улице у того самого дома, где он уже был сегодня днем.

Сыщик пригнулся, чтобы не быть замеченным.

Рыжий выскочил из кареты, но Вера Зандоу не выходила. И тут Рубби вытащил из кареты длинный пакет, своим видом напоминавший завернутое в кусок материи человеческое тело.

Сыщик понял, что Рубби оглушил свою жертву, чтобы вернее и безопаснее доставить ее в притон разврата.

Дверь дома открылась. Рубби внес туда свою ношу, и дверь с шумом закрылась за ними.

Экипаж уехал. Пинкертон завернул за угол и подозвал стоявшего там полисмена.

– Я – Нат Пинкертон! Бегите сейчас же к ближайшему посту, приведите десять человек полисменов и займите все выходы из дома номер шесть по Темной улице. Трое из вас пускай поспешат в дом, чтобы прийти мне на помощь. Надо арестовать компанию чрезвычайно опасных для общества преступников.

Полисмен побежал исполнить поручение, сыщик же вернулся к дому и позвонил.

Ему открыла привратница, негритянка. Узнав в посетителе господина, который уже был днем, она впустила его без разговоров.

Несколько женских голов высунулись из двери гостиной.

– Это он, наш щедрый красавец!

– Входи, входи, голубчик!

– Проводил свою Эмми?

Он кивнул.

– Погодите, я сейчас!

С этими словами он подошел к девушкам, легонько подтолкнул их назад в гостиную, захлопнул дверь и запер ее на ключ.

Негритянка смотрела на все это с крайним удивлением. Пинкертон сунул ей золотой.

– Молчи! – шепнул он. – Я хочу чуть пошутить! А где же мистер Рубби и хозяйка?

Она лукаво улыбнулась.

– Выше, на втором этаже, в комнате, где укрощают строптивых. Первая дверь налево!

– Хорошо!

Нат Пинкертон поднялся наверх, бесшумно открыл дверь и оказался в комнате без окон с обитыми сукном стенами. На стенах висели кнуты и гибкие трости, очевидно употребляемые для «укрощения». Ни один крик несчастной жертвы, попавшей в эту комнату, не мог проникнуть за ее стены; здесь ее могли истязать до тех пор, пока она, лишенная всякой способности к сопротивлению, не делалась послушным орудием в руках своих мучителей…

На диване в глубине комнаты, лежала Вера Зандоу в глубоком обмороке. Ее густые черные волосы рассыпались и ниспадали до самого пола. Она была дивно хороша.

Перед ней стояли Джеймс Рубби и толстая содержательница притона. Отвратительная женщина разглядывала лежавшую без чувств девушку так, как мясник, которому предлагают скот на переработку.

– Вот видите, миссис Сомпсон! – торжествующим голосом говорил Рубби. – Вы никогда еще не имели в своем доме такой красавицы! Приручите ее и увидите, какие деньги будете загребать благодаря ей. Я положительно жалею, что запросил с вас за нее только пять тысяч долларов!

Хозяйка только что собралась ответить, как вдруг раздался громкий голос Пинкертона:

– Негодяи! Погодите заканчивать свою сделку! Я тоже хочу принять в ней участие.

Бледные как смерть, они обернулись и увидели два направленных на них револьвера.

– Вы арестованы! – крикнул Пинкертон. – Следуйте за мной! Ваша «Чайка» уже арестована.

Крик бешеной злобы был ответом Рубби.

С быстротою молнии он выхватил нож и бросился к двери, но раздался выстрел, и злодей упал с простреленным коленом. Одновременно внизу с улицы послышался стук в дверь. Дрожащая негритянка открыла, и полисмены ворвались в дом. Через некоторое время они уже отводили в тюрьму и Джеймса Рубби, торговца живым товаром, и миссис Сомпсон, содержательницу притона.

Мисс Веру Зандоу, все еще не пришедшую в себя, отвезли обратно в гостиницу. Она только на следующий день узнала обо всем, что произошло, и со слезами на глазах горячо благодарила Пинкертона, спасшего ее от ужасной участи. Как же велика была ее радость, когда она узнала, что Стюарт Куннерти просит ее вернуться, чтобы возвратить его сыну здоровье и счастье.

Пароход «Чайка» был остановлен правительственным судом, капитан и весь экипаж арестованы, а пароход вместе с молодыми девушками возвращен в Бостон.

Мошенница Эмми тоже не избежала заслуженного наказания. Оказалось, что Рубби вместе с капитаном «Чайки» и всем экипажем, миссис Сомпсон и Эмми составляли одну организованную шайку, которая уже много лет занималась своим гнусным ремеслом и погубила не одну молодую невинную девушку.

В дом старика Стюарта Куннерти вернулось счастье. Вера Зандоу заботливым уходом вылечила своего горячо любимого жениха, с которым вскоре после его выздоровления сочеталась браком.

Убийство банкира

Глава 1. Чуть ли не судебная ошибка

На одной из темных и узких улиц Нью-Йорка в ряду старых домов выделялся пятиэтажный дом, на четвертом этаже которого находилась контора маклера Вильяма Брайтона. Она состояла из большой комнаты, где работал писец, и небольшой ниши, которая носила громкое название «частная контора».

Брайтон, который снимал это помещение, был приземистым, маленьким человеком с лицом хищной птицы и беспокойными блестящими глазами. Поговаривали, что он очень богат и давно мог бы открыть контору в лучшей части города, если бы не был так невообразимо скуп.

Писец Гарлей, который работал у Брайтона, не мог похвастать хорошим заработком, так как за сорок долларов в месяц должен был работать с утра до поздней ночи.

В одно туманное утро женщина, убиравшая контору, вошла и увидела страшную картину.

В большой комнате в кресле писца, уронив голову на стол, сидел Брайтон. Под ним на полу была кровавая лужа. Гарлей стоял тут же в комнате, бледный как смерть, с лампой в руках. При виде женщины он закричал:

– Скорее бегите в полицию и сообщите о несчастье!

Женщина направилась в полицейское бюро, а Гарлей, постояв с минуту, решил обратиться за помощью к Пинкертону. Он выскочил на улицу, сел в фиакр и велел ехать в контору сыщика. Найдя последнего дома, он вкратце рассказал ему об убийстве.

Пинкертон заинтересовался этим случаем и изъявил готовность расследовать дело, не откладывая его в долгий ящик. Надев шляпу, он вышел из конторы и поехал по данному ему адресу.

Там он застал инспектора полиции Мак-Конеля, производившего обыск. Последний уже установил, что убийство было совершено посредством удара в грудь обоюдоострым оружием.

Пинкертон, в свою очередь, принялся изучать место убийства. Внимательно осмотрев положение тела Брайтона, он пришел к выводу, что последний был убит предательски. Никаких признаков борьбы не оказалось. Видно было, что Брайтон нападения не ожидал и что смертельный удар был нанесен неожиданно.

Рассматривая руки убитого, Пинкертон обнаружил зацепившийся за ноготь белокурый волос средней длины. По цвету он напоминал волосы Гарлея, но был несколько длиннее.

Наконец, в щели между досками пола Пинкертон нашел пуговицу от перчатки. Пуговица была золотая, с инициалами «Э. Г.». Пинкертон записал инициалы в книжку и отдал пуговицу инспектору как вещественное доказательство.

Между тем вернулся из города Гарлей. Увидев его, Мак-Конель сурово спросил:

– Кто вы такой?

– Гарлей, писец покойного Брайтона.

– Ваше имя?

– Эдвиг Гарлей.

– Что вы знаете по этому делу?

– Знаю очень мало. Но расскажу вам все по порядку.

Гарлей рассказал, что вчера вечером Брайтон, против обыкновения, приказал ему уйти домой пораньше. Сегодня же утром, придя в контору, он нашел убитого хозяина в кресле около рабочего стола.

Мак-Конель слушал молодого человека, загадочно улыбаясь. Когда последний окончил, он спросил.

– Когда вы пришли сегодня?

– Часа два назад.

– Рано, – ухмыльнулся инспектор. – Нигде так рано не начинают работать в конторе.

– Но я же объясняю, что у меня со вчерашнего дня осталась необработанная корреспонденция, и я нарочно пришел раньше, чтобы закончить ее.

Инспектор торжественно вынул из кармана золотую пуговицу с инициалами «Э. Г.» и спросил Гарлея:

– Вы не знаете этой вещицы?

Тот выпучил глаза от изумления.

– Понятия не имею.

– А инициалы этой вещицы вам тоже незнакомы?

Гарлей прочитал их и сказал.

– Правда, эти инициалы совпадают с моими, но…

– Совпадают? – насмешливо переспросил инспектор. – Странное, во всяком случае, совпадение…

– Я не понимаю, к чему вы все это говорите?! – заволновался Гарлей. – Неужели вы подозреваете меня в совершении преступления? Но ведь это дикое предположение, которое вы не имеете ни основания, ни права делать!

– Думаю, – строго возразил инспектор, – что я имею право делать предположения, какие мне угодно. И я считаю нужным вас задержать.

* * *

В квартире Брайтона они нашли кассу открытой, хотя ключа в ней не оказалось. Мак-Конель принялся рассматривать содержимое кассы. Наличных денег и процентных бумаг там было на пятьсот тысяч долларов.

– Странно, – заметил Мак-Конель, – деньги не тронуты… Очень странно.

Но при более внимательной проверке кассовой наличности по книге оказалось, что не хватает ста тысяч долларов.

– Не хватает ста тысяч! – торжествующе заявил инспектор. – Преступник недаром поработал… Если он нуждался в деньгах для нового дела, то не ошибся в расчетах.

Гарлей понял, в чью сторону был этот намек, но ничего не сказал.

Инспектор полиции испытующе взглянул на него и с улыбкой заявил:

– А теперь мы пойдем в бюро полиции, и я передам вас судье. Быть может, он отпустит вас на свободу. У нас невинных в тюрьму не сажают.

Во время допроса следователю доложили, что явился еще один свидетель по этому делу. Следователь приказал ввести его в кабинет. Это оказался Пинкертон.

Они были знакомы, и следователь удивленно воскликнул:

– А вы разве интересуетесь этим делом, мистер Пинкертон?

– Даже очень. И я имею все основания думать, что мистер Гарлей здесь ни при чем. Поэтому позволяю себе ходатайствовать, чтобы вы освободили его из-под ареста.

Судебный следователь с минуту подумал и сказал:

– Мистер Пинкертон, я ценю ваше мнение, но по закону не могу отпустить арестованного без залога. Ввиду значительности кражи у Брайтона, я не могу определить этот залог менее чем в пять тысяч.

– Залог за него я внесу через два часа! – с улыбкой произнес Пинкертон.

Но Гарлею пришлось ждать недолго. Через полчаса после того, как он был препровожден в тюрьму, туда явился следователь и сказал:

– Вы свободны. Залог за вас внесен… каким-то неизвестным лицом.

Глава 2. Кто убийца?

Изумленный Гарлей решительно не мог объяснить этого факта, однако не заставил себя дважды просить об уходе из тюремной камеры и немедленно направился к Пинкертону.

Сыщик также был поражен.

– Во всяком случае, все эти обстоятельства говорят в вашу пользу, – сказал он. И, покуривая трубку, принялся излагать свой взгляд на это дело: – Видите ли, Гарлей, я безусловно убежден в вашей невинности не только потому, что вы произвели на меня впечатление правдивого и честного человека, но и потому, что данные следствия уже дают возможность точно решить, кто мог быть виновником убийства Брайтона. Начнем с того, что в роковой вечер убитый торопился изгнать вас из конторы. Ясно, что он ожидал необычайного гостя, ибо принимал своих клиентов в кабинете, не стесняясь вашего присутствия.

Таким необычайным посетителем, я думаю, была женщина. И не только думаю, но уверен в этом.

Во-первых, об этом говорит белокурый волос, который я нашел под ногтем покойного. Во-вторых, обстановка свидетельствует, что Брайтон был убит предательски, так как погиб без борьбы.

Вероятнее всего, убийца стояла вплотную около него, он обнял ее, а она в этот миг ударила его кинжалом в сердце сверху вниз. Убийца, мистер Гарлей, была высокого роста, ловкая и молодая, так как у пожилой женщины не хватило бы силы на такой удар.

Наконец, золотая пуговица с вашими инициалами, мистер Гарлей… Это пуговица от перчатки. Вы не носите перчаток с золотыми пуговицами. Такие перчатки могут быть только у богатых франтих, щеголяющих в шикарных платьях и неустанно заботящихся о своем виде. Обыкновенная женщина не пойдет заказывать перчатки с золотыми пуговицами, на которых выгравированы инициалы. Эта пуговица решительно снимает с вас, мистер Гарлей, всякое подозрение!

Установив таким образом, что убийцей была женщина с рыжевато-золотистыми волосами, высокого роста, изысканно одетая и, вероятно, красивая, я спрашиваю себя: какие могли быть мотивы этого убийства? И отвечаю: обманутая любовь, грабеж и месть.

Но трудно представить скупого, уродливого Брайтона в роли обольстителя.

Был ли здесь грабеж? Не польстилась ли какая-нибудь авантюристка на капиталы Брайтона и, окутав своими чарами, не прикончила ли его с целью лично заплатить себе из его кассы за свои ласки?

Но против такого предположения говорят два факта: во-первых, убийца взяла из кассы всего сто тысяч долларов и оставила нетронутыми остальные бумаги на полмиллиона. Так авантюристки не делают – они берут все, что можно. Ясно, что убийца отсчитала в свою пользу сто тысяч, которые, по ее мнению, ей следовало получить с Брайтона. Это очень важный факт. И во-вторых, разве авантюристка внесла бы за вас пять тысяч залога?

Мистер Гарлей, я не сомневаюсь, что вы освобождены убийцей, у которой есть совесть и которая не желает, чтобы за нее расплачивался невинный человек.

Итак, я подвожу итоги: нам необходимо разыскивать молодую, красивую женщину высокого роста, изысканно одевающуюся, инициалы которой совпадают с вашими и которая имела основание мстить Брайтону за то, что он ограбил ее на сто тысяч долларов. Но как же нам ее найти?

Это нелегко, но и не невозможно. Для этого мы отправимся на биржу.

На бирже люди шумели и суетились как полоумные. Переходя от одной группы к другой, Гарлей выискивал знакомых и наводил нужные справки. Расследования эти привели к отрицательным результатам, так как оказалось, что среди жен биржевиков не нашлось ни одной дамы с инициалами «Э. Г.», которую можно было бы заподозрить в убийстве Брайтона.

Пинкертон, однако, не терял надежды. Он был убежден, что его соображения вполне правильны и что он идет по верному пути, поэтому решил проработать свой список более подробно и для этого еще несколько раз посетить биржу.

Когда они уже спускались по лестнице, к подъезду биржи подкатила роскошная коляска.

Из нее вышел представительный мужчина с гордой осанкой и благородным лицом. Сидевшая в коляске женщина, изящная, стройная блондинка, невольно привлекала внимание своей выразительной красотой. Господин пожал ей руку и сказал:

– Эллен, сегодня я вернусь домой рано.

– Это Галовей, – сказал Гарлей Пинкертону. – Я говорил вам о нем, миллионер, заводчик…

Но сыщик его не слушал. Лицо его было сосредоточено, глаза устремлены в одну точку. В мозгу его настойчиво повторялись слова: Эллен Галовей, «Э. Г.»…

Обратившись к собеседнику, он попросил его узнать адрес Галовея. Затем они сели в фиакр, и Пинкертон приказал ехать по указанному адресу. Гарлей с тревогой ожидал дальнейшего развития событий. Скоро фиакр остановился у подъезда роскошного дома.

Пинкертон позвонил и передал карточку, прося доложить о себе хозяйке.

Через минуту лакей пригласил их в гостиную, где на столе лежали только что сброшенные перчатки с золотыми пуговицами, на которых было выгравировано «Э. Г.».

В гостиную вошла миссис Галовей. Ее красивое лицо было бледно, в глазах читалась тревога.

– Что вам угодно? – спросила она дрожащим голосом.

– Я от имени мистера Гарлея хочу поблагодарить вас за внесенный за него залог в пять тысяч…

Лицо ее покрылось смертельной бледностью.

Она прошептала:

– Почему вы так думаете? Это не я внесла залог…

– Я понимаю движение вашего доброго сердца, – перебил ее Пинкертон, – но не понимаю, почему вас так интересовала судьба этого юноши, что вы уже с утра осведомлялись об его аресте…

Эллен Галовей от волнения не могла произнести ни слова, только беспомощно оглядывалась, еле держась на ногах. Пинкертон подошел к ней и сказал:

– Миссис Галовей, я знаю все! Мистер Гарлей невиновен, и вы должны его освободить. Залога для этого недостаточно, необходимо ваше признание.

Молодая женщина закрыла лицо руками. Послышались глухие рыдания. Гарлей дрожал всем телом, на глазах у него выступили слезы сочувствия и радости. Убийца найдена, он свободен!

– Успокойтесь, миссис Галовей, – мягко сказал Пинкертон. – Я уверен, что суд снисходительно отнесется к вашей вине. Но расскажите мне подробно обо всем.

Ломая руки и прерывая речь рыданиями, несчастная женщина рассказала свою печальную историю. Ее муж был обманут Брайтоном. Последний продал ему партию золотопромышленных акций, мошеннически подменив одни акции другими. Галовей потерял сто тысяч долларов. Хотя его считают очень богатым, все его имущество не превышало этой суммы. Потеря ее была равносильна разорению.

Тогда она без ведома мужа решила поехать к Брайтону и просить, чтобы тот вернул бесчестно присвоенные деньги. Брайтон принял ее у себя в квартире очень любезно, но в просьбе отказал. Однако предложил ей еще раз заехать в контору для переговоров.

Она приехала туда вечером. Брайтон был очень игриво настроен. Выслушав ее просьбу вторично, он нагло улыбнулся и сказал:

– Миссис, ста тысяч я вам не дам, но десять тысяч вы можете получить хоть сейчас.

И, подойдя, он обнял ее за талию.

– Кровь во мне забурлила от негодования! – воскликнула Эллен Галовей. – Во мне течет испанская кровь. Я потеряла голову. На столе лежал нож для разрезания бумаг. Я схватила его и изо всех сил вонзила в грудь негодяю. Когда я опомнилась, он был мертв. Я решила идти до конца. Взяв его ключи, я поехала к нему на квартиру и вынула из кассы наши деньги. Мужу я сказала, что эти деньги составляют мое приданое. Вот и вся история моего преступления. Арестуйте меня, но мужа моего не трогайте; он не знает решительно ничего!

И несчастная женщина снова залилась слезами.

– Успокойтесь, почтенная миссис Галовей! – твердо сказал Пинкертон. – Суд будет снисходителен к вам.

В тот же день Эллен Галовей была арестована, но отпущена на поруки.

Предположения Пинкертона оправдались. Судебный процесс по делу Галовей взволновал всю страну. Присяжные заседатели признали, что обвиняемая действовала в состоянии законной самообороны, и вынесли оправдательный приговор, который был встречен восторженно.

Гарлей же поступил на службу к Пинкертону, которого он считал своим спасителем.

Всю свою жизнь он посвятил борьбе со злом и особенно горячо отдавался тем делам, где для него являлась возможность отстоять невинного и предупредить таким образом судебную ошибку, страшнее которой нет ничего на свете…